В странные времена мы живем. В мемуарные. Все, кому не лень, принялись строчить воспоминания. Ходят слухи, что даже лавочник какого-то захолустного городка накропал целый том слюнявых мемуаров об одном-единственном дне в своей жизни, когда ему посчастливилось краем глаза увидеть исчезающую за поворотом карету Его Величества. И ведь все врут, что характерно. Летописцы, тысяча чертей!
Ведь если задуматься, сижу я у камина и жду полночи совсем не из-за счастливых волнений, связанных с новорожденной малышкой. Нет, просто из Амстердама прислали новую, негласно ходящую по рукам книжку «Воспоминания графа де Ла Ф. о некоторых событиях, произошедших во Франции…».
Читать о событиях десятилетней давности, в которых и ты принимала участие, всегда забавно, но чревато всплеском воспоминаний. Прав был отец Жозеф, уверяющий, что для крепкого сна на ночь не следует читать ничего, кроме молитвенника.
Но каяться поздно, бессонная ночь обеспечена.
Придется вспоминать…
Вот и полночь.
Невольно приходит на память завязка этой истории. Право, она, как привратник, стоит на страже остальных воспоминаний, не пуская их дальше. Ну что ж, начнем с нее. Пусть вспоминается, как вспоминается…
В первый понедельник апреля 1625 года карета, в которой я находилась, считала выбоины на дороге, ведущей к городку Менгу, если не ошибаюсь, знаменитому только тем (не считая, конечно, моего посещения, которое сделало честь этому месту), что здесь родился автор «Романа о розе». Вот бедолага!
День начинался препаршиво и прошел в полном соответствии со своим началом.
Во-первых, мы опаздывали.
Де Рошфор, конюший кардинала де Ришелье, срочно вызвавший меня на встречу в Менг, с утра ждал в гостинице «Вольный мельник». А ждать он терпеть не мог, да и я не люблю опаздывать. Но за час до городка неожиданно полетело колесо, пришлось стоять над людьми с хлыстом наготове, чтобы поломка исправилась в предельно короткие сроки.
Во-вторых, было слишком жарко и пыльно. Даже странно для апреля. Может быть, это было даже во-первых.
В-третьих, при внезапной остановке кареты я сломала ноготь.
В общем, было от чего прийти в ярость. Видимо, это почувствовал кучер, потому что он сумел расшевелить своих ленивых нормандских подопечных. Громыхая колесами, карета ворвалась в Менг. Оставив на Главной улице и в истории города отпечатки своих колес, она остановилась у «Вольного мельника», возле которого уже нетерпеливо маячила хорошо мне знакомая высокая темноволосая фигура в фиолетовом мятом дорожном костюме.
На удивление, Рошфор был в довольно спокойном расположении духа. Оказывается, он отвел душу в ссоре с каким-то гасконским юнцом, трусящим на оранжевой кляче в Париж. (А куда же еще могут направляться горячие головы?!)
Даже подобие улыбки пряталось в его глазах и губах, правда, не знающий Рошфора сказал бы, что в жизни не встречал более холодного и высокомерного лица. Стоя на подножке моей кареты, он подробно рассказывал все перипетии своего развлечения.
— Итак, Его Высокопреосвященство приказывает мне… — пришлось намекнуть Рошфору, чтобы он перешел, наконец, от самых замечательных цитат из рекомендательного письма этого юноши, адресованного де Тревилю, к делу, за которым меня вызвали в Менг.
— …возвратиться тотчас же в Англию и уведомить его нимало не медля, если бы герцог оставил Лондон.
Нечего сказать, весьма срочное поручение и, главное, стоило сломя голову нестись с Туманного острова, чтобы получить приказание срочно отбыть обратно. Простого гонца послать не сочли возможным, надо вызвать секретного агента!
— А остальные распоряжения? — кисло спросила я, уже ни на что не надеясь.
— Они заключаются в этом ларце, который откроете уже по другую сторону Ла-Манша.
Это было уже что-то. Возможно, содержание ларца искупит все тяготы, которые пришлось претерпеть за время путешествия. Ведь Его Высокопреосвященство передает в ларцах для агентов не только инструкции, но и определенные суммы денег для их наилучшего выполнения.
— Хорошо! А вы что станете делать?
— Я возвращаюсь в Париж, — сообщил довольный тем, что выполнил свою часть задания, Рошфор.
Еще бы ему не быть довольным, он столько времени пробыл в Брюсселе и добился там весьма впечатляющих успехов, так что в Париже его ждет полный триумф и особое расположение Его Высокопреосвященства. Удачам соратников радуешься, но и немного завидуешь, потому я поддела его:
— Не наказав этого дерзкого мальчугана?
Но не успел Рошфор и рта раскрыть, как чей-то срывающийся голос крикнул:
— Этот дерзкий мальчуган сам наказывает других! И надеюсь, что тот, кого он собирается наказать, на сей раз не ускользнет от него!
В дверях гостиницы стоял смуглый юнец с головой, обвязанной полотенцем, почти мальчик. Гасконца в нем было видно за три лье. Он был невысокого роста, худой и жилистый, про таких говорят «из породы гончих». На продолговатом лице его отдельные части физиономии не успели еще прийти к соглашению и каждая рвалась выделиться: что выдающиеся скулы, что чрезмерно развитые челюстные мышцы, что крючковатый задорный нос.
Черные глаза из-под серой ветхой тряпки, которую трактирщик необоснованно именовал полотенцем, глядели на моего собеседника с таким лютым гневом, что, право, я немного заволновалась за дальнейшую судьбу Рошфора.
— Не ускользнет?! — сдвинул брови резко побагровевший Рошфор.
— Нет, я полагаю, в присутствии дамы, — юнец бросил в мою сторону восхищенный взгляд, — вы не посмеете бежать!