Да, та самая миледи - Страница 31

Час от часу не легче… Как это не может, он тут такое творил?!

— Почему? Ведь Вы же сами сказали мне, что это кольцо…

— Это кольцо, любовь моя, у меня. Граф де Вард, бывший у Вас все эти ночи, и сегодняшний д'Артаньян — это одно и то же лицо.

— Что?!!

— Сударыня, Вы были безумно довольны любовью де Варда, но это была любовь д'Артаньяна, так что Вы ничего не потеряли и не должны огорчаться. Какая Вам разница, кто Вас любил тогда, если Вам было хорошо, а это был я? Я и остался с Вами! — д'Артаньян выговорил это самым убежденным в правоте своих слов тоном.

У него был вид кающегося грешника, которому сейчас охотно отпустят все грехи.

Так вот, значит, как обстоят наши дела?!

Этот порядочный человек перехватил мои письма к графу, ответил за него, забрался в мою постель под его личиной, порезвился там всласть, слизывая нектар чужой любви, затем написал письмецо, где смешал меня с грязью, но перстень — залог любви — почему-то не вернул, выждал время, давая моей ярости на графа разгореться, пришел и охотно согласился убить ни в чем неповинного человека в обмен на возможность опять погреться со мной под одним одеялом, затем покувыркался в моей кровати уже под собственным именем, все мне простил, мерзавец, и весело объявил, что я не должна иметь претензий! Какая мне разница, с кем спать?

Если это называется порядочностью, то что же называется подлостью? Мое желание любить человека, которого люблю, и растить детей, не опасаясь, что их убьют в любой момент? Или желание ненавидимого такими людьми кардинала Ришелье сделать Францию сильной и единой?

С искаженным лицом я стряхнула с себя гасконца и соскочила с кровати. Д'Артаньян вцепился в батистовый пеньюар, пытаясь меня удержать. Я дернулась, нежный батист, конечно же, не выдержал.

Д'Артаньян с ужасом уставился на мое клеймо на плече.

Что, малыш, не видел, как клеймят девушек такие же порядочные люди, как ты?

— Боже милосердный! — вскричал он.

Даже без этого, ненужного ему знания, гасконец подписал себе смертный приговор.

— Негодяй! Ты умрешь! — предсказала я ему его дальнейшую судьбу.

В шкатулке с инкрустацией, стоявшей на туалетном столике, валялся крохотный кинжал с золотой рукояткой, что-то типа стилета. Так, безделушка. Лезвие его было тонким, но острым. Но хоть какое-то подобие оружия. Я откинула крышку шкатулки и схватила кинжал. Затем кинулась с ним к насквозь порядочному гасконцу.

Д'Артаньян перепугался насмерть. Он отпрянул к стене и, не отрывая от меня испуганного взгляда, рукой нашаривал брошенную на кресло перевязь. Нашарил и выхватил шпагу.

Со шпагой в руке он стал значительно смелее. Я сразу же почувствовала ее острие у самой груди. Это была дуэльная рапира с граненым клинком, Я попыталась схватить ее за клинок руками, но д'Артаньян легко уклонялся от моих рук и нацеливал ее острие то мне в глаза, то в грудь.

Спиной вперед он соскользнул с кровати на пол, отходя к двери. Ты ее сам запер, мой дорогой! Я пантерой кидалась на него, но что может сделать крохотный кинжал с боевой шпагой? Дамская игрушка!

— Отлично, моя красавица! Отлично! — шпага вернула д'Артаньяну не только смелость, но и остроумие. — Но только, ради бога, успокойтесь, не то я нарисую вторую лилию на Ваших прелестных щечках.

Ты-то нарисуешь, не сомневаюсь, благородный д'Артаньян!

— Подлец! — бросала я ему в лицо упреки, ранившие его ровно столько же, сколько могут ранить пушистые перья. — Подлец!

Внезапно открылась дверь, ведущая в комнату Кэт, и д'Артаньян молниеносно воспользовался так вовремя проявившейся дорогой к спасению. Дверь захлопнулась, и с той стороны завизжала задвижка.

Я попыталась проломить перегородку, соединяющую две комнаты. Куда там! Осталось разряжаться, вонзая в дверную филенку кинжал.

Увы, я прекрасно понимала, что д'Артаньян отнюдь не стоит с той стороны двери, прижимаясь к ней спиной, чтобы мне удобнее было попасть, но куда-то же я должна была воткнуть не понадобившееся лезвие!

Ругаясь всеми проклятиями, которые знала (надеюсь, мой противник их оценил — это были именно те словечки, что имели большое хождение как раз в его среде), я продолжала истязать неповинное дерево филенки.

Стоп! Ему же еще надо покинуть мой дом!

Я бросила вошедший по рукоятку в дверь кинжал и кинулась к колокольчику. Через минуту весь дом был поднят на ноги, а я, как была полуголая, высунулась в окно.

По двору, не выпуская шпагу из рук, несся в сваливающихся с ноги дамских туфлях доблестный д'Артаньян. Он был обряжен в какую-то жуткую юбку в цветочек, в чепец и сиротскую накидку. О, мой герой!

— Не выпускать! — рявкнула я очумевшему со сна привратнику, но было уже поздно.

Д'Артаньян вырвался за ворота особняка. Сбежал.

Особняк замер, как перед грозой, за исключением безмятежно спящего на своей половине деверя, упившегося накануне в стельку.

Кутаясь в остатки пеньюара, я со второго этажа прекрасно видела, как несется по Королевской площади, поднимая юбкой пыль, мужественный д'Артаньян.

Когда он исчез за домами, я потеряла сознание.

Смертельно напуганные слуги боялись подняться наверх.

Все замерло.

Сколько я пролежала в обмороке, не знаю. Очнулась я оттого, что кто-то поднял меня и перенес в кресло. Стало удобно. Затем стало тепло — меня накрыли покрывалом. Я открыла глаза. Передо мной стоял де Вард. Настоящий.

— Боже, что тут произошло, сударыня? — спросил он, оглядывая опрокинутые стулья и кресла, разворошенную, точно в нее приземлилось ядро, кровать, разорванный пополам пеньюар, часть которого была на мне, часть на постели.