Да, та самая миледи - Страница 33

Ого! Замашки великого человека в этом юном создании разглядела не я одна. Сколько же это надо насолить монсеньору, чтобы он пригласил какого-то гвардейца к себе на прием.

— Я вижу, нам есть о чем поговорить, предлагаю прогулку, мне надо нанести один визит, — проводил меня до своей кареты Рошфор. — Нас ждет горячее время, — заметил он. — Вы очень вовремя. В одиннадцать часов вечера Его Высокопреосвященство ждет агентов, работающих по линии Англии и Ла-Рошели.

— Что, Бекингэм собирает новый флот?

— Нет, король собирается самолично возглавить осаду Ла-Рошели. А Вы понимаете не хуже меня, что король не может не победить. Так что у нас еще будут плясать кровавые чертики в глазах. Отец Жозеф с большими приключениями вернулся из крепости.

— Гвардейские роты идут с королем?

— Да, кампания будет жаркая. Пора им немного встряхнуться.

— Что ж, понимаю, они как всегда будут совершать чудеса бесполезного героизма, а пахать будем мы… А потом господина Орлеанского назовут героем, а отца Жозефа презренным шпионом.

— Сударыня, откуда такие пораженческие настроения? — поднял брови Рошфор.

— Надоело все, сударь! — искренне заявила я. — У меня такое чувство, что скоро я узнаю, как земля горит под ногами. Число моих врагов почему-то неуклонно увеличивается, хотя я и не прилагаю к этому особых усилий.

— Миледи, Вы просто немного устали. Встряхните, как обычно, своей белокурой головкой и скажите «тысяча чертей!». Вам сразу полегчает.

— Тысяча чертей! Врете Вы, граф, не полегчало.

— Ну если Вы так этим озабочены, — беззаботно сказал Рошфор, — возьмите при удобном случае у монсеньора бумагу, в которой заранее одобряются все Ваши действия, и сварите врагов в супе с петрушкой. Вы же знаете, какую слабость к Вам питает Его Высокопреосвященство. Он Вам не откажет. Имей я Ваши коралловые губки и Ваши золотые локоны, все мои враги уже давно бы пересказывали свои грехи чертям, подкладывающим топливо под их котлы. Сударыня, а Вы боитесь чистилища?

— О нет, сударь, я надеюсь попасть сразу в рай.

— Каким образом? — заинтересовался Рошфор.

— Спасибо за тонкий намек на то, что я не могу быть безгрешной.

— Сударыня, в моих глазах Вы более святы, чем святая Агата, но я же не знаю мнения Господа нашего на этот счет.

— Я, сударь, собираюсь дожить до правнуков, потому что женщина, увидевшая своих правнуков, в награду попадает в рай.

Мысль Рошфора насчет бумаги была очень интересная, другое дело, что, несмотря на всю свою привязанность ко мне, Его Высокопреосвященство выдаст подобный документ только в обмен на что-то очень важное.

— Вы обещали рассказать о д'Артаньяне, — напомнила я.

— Помните того мальчишку, что мы встретили в Менге?

— Нет!

— Жаль. Это именно он. Но лошадь-то, надеюсь, помните?! Апельсиновую такую? Прелестная кляча.

— А-а, вспомнила, лошадь вспомнила! То-то он таращился на меня, словно знал не один год…

— Где? — резко спросил Рошфор.

— Да неважно, дорогой Рошфор…

— Где, сударыня? — настойчиво переспросил Рошфор.

Ну уж нет, д'Артаньяна я тебе не отдам, пока не буду убеждена, что сама не могу справиться.

— Видите ли, он примерно таким же путем, как и тогда в Менге, умудрился пробиться в друзья моего дорого брата. Так что рассказывайте.

— Господин д'Артаньян даже без рекомендательного письма заручился огромным доверием де Тревиля, который принял участие в судьбе своего земляка и устроил его в полк Дэзэссара. Д'Артаньян ждет только оказии, чтобы вступить в ряды мушкетеров. А пока он охотно принимает участие в стычках мушкетеров и гвардейцев Его Высокопреосвященства и так преуспел на этом поприще, что за очень короткий срок вывел из строя де Жюссака и отправил на тот свет Бернажу.

— Бернажу… Это того родственника конюшего герцога де Ла Тремуля, протестантского лидера?

— Да-да, когда проштрафился Кавуа.

— Я не слышала об этой истории.

— Как? Ах, да, Вы же были в Англии. Дело было около люксембургских конюшен, там, где находится зал для игры в мяч. Завязалась страшная схватка между мушкетерами и гвардейцами, главными действующими лицами которой были Бернажу и д'Артаньян. Бернажу в тот день не повезло, он был смертельно ранен д'Артаньяном и отступил к дому герцога де Ла Тремуля, где его укрыли. Накал страстей был таков, что дом герцога в азарте чуть не спалили. Шум поднялся страшный, король был взбешен и повелел узнать, кто является зачинщиком ссоры.

— А кто являлся зачинщиком?

— Мы, разумеется, — невозмутимо ответил Рошфор. — Разве Вы видели, чтобы Бернажу прошел мимо мушкетера и не попытался вызвать его на дуэль? Но дело надо было представить обратным образом. Здесь многое зависело от слов де Ла Тремуля. Он, с тех пор как обострилась проблема с гугенотами, жил полнейшим затворником, хотя я и имею сведения, что финансовые дела партии идут как раз через него.

Его Высокопреосвященство приказал Кавуа срочно отправляться к герцогу и переговорить с ним до визита де Ла Тремуля к королю, чтобы узнать его позицию и, если надо, немного ее уточнить. Дело было вечером, король вызвал герцога на утренний прием.

Кавуа послушно поехал к герцогу, но де Ла Тремуля еще не было дома, и добросовестный трудяга Кавуа спокойно отправился спать, рассчитывая, что утром выполнит приказ. Но когда он прибыл утром, выяснилось, что герцога уже нет дома, он вернулся ночью, а посланец де Тревиля упорно дожидался его и дождался.

Ранним утром герцог де Ла Тремуль отбыл во дворец, а Кавуа оставалось только локти кусать. Вся вина пала на гвардейцев, де Тревиль ухмылялся в кулак, король был снисходителен, но холоден, а Его Высокопреосвященство пришел в дикую ярость, обозвал Кавуа сонным дурнем и приказал ему сгинуть с глаз долой.