— Совершенно верно, — сухо подтвердил кардинал.
А зачем злиться? Я не так уж много прошу по сравнению с тем, что мне предстоит сделать.
— А теперь, когда я получила все инструкции Вашего Высокопреосвященства, касающиеся Ваших врагов, позволите ли Вы мне сказать Вам два слова о моих?
— Так у Вас есть враги? — тон кардинала оставался холодным. Ничего, сейчас мы сделаем один кувырок.
Главный фокус искусства добиваться чего хочешь — это делать своих врагов врагами своего хозяина.
— Да, Ваша светлость, враги, против которых Вы должны всеми способами поддержать меня, потому что я приобрела их на службе Вашему Высокопреосвященству.
— Кто они?
Ну что же, пропустим даму вперед.
— Во-первых, некая маленькая интриганка Бонасье.
— Она в Мантской тюрьме, — уверенно заявил кардинал.
— Вернее, она была там, — поправила я его, — но королева выпросила у короля приказ, вследствие которого ее перевели в монастырь.
— В монастырь?
— Да, в монастырь.
— В какой?
— Не знаю, — с удовольствием сказала я, — это хранится в строгой тайне.
(Даже от Вас, мой кардинал!)
— Я узнаю эту тайну, — пообещал Ришелье.
— И Ваше Высокопреосвященство сообщит мне, в каком монастыре эта женщина? — вкрадчиво спросила я.
— Не вижу к этому никаких препятствий.
— Хорошо… Но у меня есть другой враг, гораздо более опасный, чем эта ничтожная Бонасье, — с нажимом сказала я.
— Кто?
— Ее любовник.
— Как его зовут?
Вот мы и добрались до сути. Мои враги становятся Вашими…
— О, Ваше Высокопреосвященство его хорошо знает! Это наш с Вами злой гений, тот самый, благодаря которому мушкетеры короля одержали победу в стычке с гвардейцами Вашего Высокопреосвященства, тот самый, который нанес три удара шпагой Вашему гонцу де Варду и был главной причиной неудачи в деле с алмазными подвесками; это тот, который, узнав, что я похитила госпожу Бонасье, поклялся убить меня!
— А-а, — протянул кардинал тоном человека, который и так все знал. — Я знаю, о ком Вы говорите.
— Я говорю об этом негодяе д'Артаньяне, — постно заявила я.
— Он смельчак, — заметил кардинал, любуясь перстнем на своей руке.
И это что-то определяет?
— Потому-то и следует его опасаться… — напомнила я.
— Надо бы иметь доказательство его тайных отношений с Бе-кингэмом…
— Доказательство! — возмутилась я. — Я достану их десяток!
— Ну, — с видом судьи протянул кардинал, — в таком случае нет ничего проще. Предоставьте мне эти доказательства, и я посажу его в Бастилию.
— Хорошо, монсеньор, а потом?
— Для тех, кто попадает в Бастилию, нет никакого «потом»… — спокойным, чуть глуховатым голосом сказал кардинал.
И все-таки мы никак не можем понять друг друга! Вот досада!
— Ах, черт возьми! — вдруг более живым тоном воскликнул он. — Если бы мне так же легко было избавиться от моего врага, как избавить Вас от Ваших, и если бы Вы испрашивали у меня о милости за Ваши действия против подобных людей!
Нет, все-таки понимаем…
— Ваша светлость, — беззаботно сказала я, — а давайте меняться — жизнь за жизнь, человек за человека: отдайте мне этого, и я отдам Вам того, другого.
— Не знаю, что Вы хотите сказать! — воскликнул кардинал. — И не желаю этого знать, но я хочу сделать Вам приятное, и я не вижу никакого препятствия исполнить Вашу просьбу относительно столь ничтожного существа, тем более что этот д'Артаньян, по вашим словам, распутник, дуэлист и изменник.
Самое смешное, что все это правда.
— Бесчестный человек, монсеньор! — поддакнула я. — Бесчестный!
— Подайте мне бумагу, перо и чернила! — приказал кардинал.
— Вот они, монсеньор.
Кардинал взял лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и быстро начертал:
«То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства».
— Датировать сегодняшним числом? — негромко спросил он.
— Поставьте лучше начало августа, — попросила я. Подстраховаться не мешает.
Кардинал дописал дату, расписался и отдал лист мне. Я пробежала его глазами:
«То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства.
5 августа 1628 г. Ришелье».
— Я жду от Вас известий! — сказал кардинал. — До свидания, сударыня!
— Всего Вам доброго, сударь. Дверь за кардиналом закрылась.
Я сложила и спрятала лист бумаги на груди. Наобещала много чего, а вот как теперь выполнять?
И не окажется ли, что для меня, как для тех узников Бастилии, не будет никакого «потом»?
Надо было спускаться вниз. Впереди ночь верховой езды, да еще в платье.
Какое все-таки счастье, что супругой Генриха Второго стала Екатерина Медичи, которая привезла в приданом из своей Италии помимо прочих нужных вещей также и кальсоны для верховой езды, которые покорили Францию. И под платьем не видно, и тепло. Кавалеры, правда, их нагло похитили и выдают за собственные штаны, но мы, дамы, знаем правду. Так что спасибо мадам, может быть, я даже не простыну, несясь во весь опор к устью Шаранты.
Цепляясь за такие мелкие заботы, я старалась отодвинуть от себя на время наш разговор. Пусть голова болит завтра, на корабле. И так тоскливо.
Плащ, шляпу — ив ночь.
Стоя спиной к двери, я надевала шляпу, внезапно кто-то тихо вошел и закрыл дверь. Я резко обернулась.
У двери, закутанный в плащ и в низко надвинутой на лоб шляпе, стоял человек. Стоял и молчал.
— Кто Вы? Что Вам нужно? — пистолет Рошфора лежал на столе, далеко от меня.
Человек откинул плащ и сдвинул шляпу со лба. Пресвятая Дева, кого я вижу: мой безвременно почивший супруг, граф де Ла Фер! Выходец с того света? Или такой же живой, как и я? Как определить в этот момент чувства? Страшно…