Да, та самая миледи - Страница 57

По коридору к нам шел дорогой брат, его шаги я бы узнала теперь из тысячи.

Фельтон тоже узнал и боком, боком направился к двери.

Это еще не все, мой спаситель! Я снова кинулась к нему.

— Не говорите ни слова… — сдавленным голосом прошептала я, — ни слова этому человеку из всего, что я Вам сказала, иначе я погибла, и это Вы… Вы… — и приложила палец к его губам.

В движениях Фельтона появилась так несвойственная ему ранее мягкость. Он деликатно отстранил меня, я с облегчением отошла к креслу и упала в него. От бесконечных падений на пол ныли колени и юбки все были в мусоре.

Винтер, странное дело, в камеру даже не заглянул. Он прошел мимо двери и шаги его затихли где-то в коридоре.

Фельтон, белый, как бумага, и мокрый, как мышь, судорожно выдохнул, когда шаги дорогого брата стихли, и сломя голову выбежал из камеры.

Он быстро удалился в сторону, откуда пришел дорогой брат.

— А! — подытожила я итог нашей встречи. — Наконец-то ты мой!

Оставалось узнать, выдаст он меня Винтеру или нет.

Если выдаст, то Винтер охотно вручит мне нож. Придется пережить несколько неприятных минут, демонстрируя, что я настроена серьезно, чтобы Фельтон поверил. Будет больно и много крови, но, к разочарованию брата, я, увы, выживу.

Но этот путь развития событий маловероятен, лейтенант меня не выдаст, порукой в этом мои ноющие колени.

Вечером дорогой брат решил гарнировать собой ужин.

— Разве Ваше присутствие, милостивый государь, составляет неизбежную принадлежность моего заточения? — поинтересовалась я у него. — Не можете ли Вы избавить меня от посещений, увеличивающих мои страдания?

— Как, милая сестра! — несколько рассеянно ответил Винтер, наливая себе бокал из принесенной мне бутылки испанского. — Ведь Вы сами трогательно сообщили мне вашими хорошенькими губками, которые сегодня так жестоки ко мне, что приехали в Англию только для того, чтобы иметь удовольствие видеться со мной, удовольствие, столь для вас, по Вашим словам, неизгладимое, что ради него решились пойти на все: на морскую болезнь, на бурю, на плен! Ну вот, я перед Вами, будьте довольны.

Длинная речь вызвала у дорогого брата резкий приступ жажды, который он поспешил залить налитым в бокал вином.

— К тому же на этот раз мое посещение имеет определенную цель, — вытер он довольно усы.

Выдал меня Фельтон или нет? Да или нет? Я продолжала что-то жевать.

Винтер придвинул свое кресло к моему, потом вынул из кармана какую-то бумагу и, смакуя момент, развернул ее.

— Посмотрите! — держа бумагу в одной руке, второй он опять наполнил бокал. — Я хотел показать Вам этот паспорт, я сам его составил, и впредь он будет служить Вам своего рода охранной грамотой, так как я согласен сохранить Вам жизнь.

Наверное, братец подумал на досуге перед Ла-Рошелью, а там ведь будут и бои, и очень возможный плен, и мудро решил сохранить меня пока в качестве заложницы перед Его Высокопреосвященством.

Винтер отпил еще вина и продолжил:

— «Приказ отвести в…» — для названия, куда именно, оставлен пробел, — перебил он сам себя. — Если Вы предпочитаете одно место другому, укажите его мне, лишь бы только оно было не ближе тысячи миль от Лондона, и я исполню Вашу просьбу. Итак, читаю снова: «Приказ отвести в… поименованную Шарлотту Баксон, заклейменную судом Французского королевства, но освобожденную после наказания; она будет жить в этом месте, никогда не удаляясь от него больше, чем на три мили. В случае попытки к бегству она подвергнется смертной казни. Ей будет положено пять шиллингов в день на квартиру и пропитание».

Приказ был хорош, только к нему дорогой брат забыл приложить совершенно необходимое дополнение: ошейник и собачью цепь.

Разумеется, совершенно бесполезно спрашивать, документами какого французского суда, он руководствовался, вставляя в свою писанину пассаж «заклейменную судом Французского королевства…».

— Этот приказ относится не ко мне, — холодно сказала я. — Там проставлено не мое имя.

— Имя! Да разве оно у Вас есть? — Винтер налил себе третью порцию.

— Я ношу фамилию Вашего брата, — с удовольствием сообщила я ему.

— Вы ошибаетесь, — возразил Винтер. — Мой брат был Вашим вторым мужем, а Ваш первый муж жив еще. Назовите мне его имя, и поставлю его вместо имени Шарлотты Баксон… Не хотите? Нет?.. Вы молчите? Хорошо, Вы будете внесены в арестантский список под именем Шарлотты Баксон.

Неожиданно пришедшая в голову мысль оледенила мое тело. А не собирается ли он прямо сейчас привести приказ в исполнение. Он уже оформлен по всем правилам?

Подписи и печати на приказе не было…

Значит, пока он имеет не большую силу, чем столовая салфетка.

— Да, да… — меланхолично заметил Винтер, доканчивая бутылку. — Да, Вы ищете подпись, и Вы говорите себе: еще не все потеряно, раз этот приказ не подписан; мне его показывают, только чтобы испугать меня. Вы ошибаетесь: завтра этот приказ будет послан лорду Бекингэму, послезавтра он будет возвращен, подписанный им собственноручно и скрепленный его печатью, а спустя еще двадцать четыре часа, ручаюсь Вам, он будет приведен в исполнение.

Винтер потряс бутылкой над бокалом, но не сумел больше выдавить из нее ни капли.

— Прощайте, сударыня. Вот все, что я имел Вам сообщить.

— А я отвечу Вам, милостивый государь, что это злоупотребление властью и это изгнание под вымышленным именем — подлость!

— Вы предпочитаете быть повешенной под Вашим настоящим именем, миледи? Ведь Вам известно, что английские законы неумолимы в преступлениях против брака. Объяснимся же откровенно: хотя мое имя, или, вернее, имя моего брата, оказывается замешанным в эту позорную историю, я пойду на публичный скандал, чтобы быть вполне уверенным, что раз и навсегда избавился от Вас.