Можно гордо поднять голову, когда тебя обвиняют в незаконных дуэлях с гвардейцами, в лихих и опасных мероприятиях, поднимающих славу мушкетеров… Тогда уста начальника бросают гневные слова, но глаза сияют от гордости за тебя.
Но как держать голову, когда твой капитан, твой друг и благодетель искренне не понимает, ради чего ты губишь блестяще начатую жизнь?
Де Тревиль, выправляя д'Артаньяна на правильную дорогу, вспомнил время, когда сам был молодым, а потом, в порыве откровенности, поведал молодому человеку рецепт правильной карьеры: «Да, мой мальчик, я не отрицаю, что добрые милости какой-нибудь Дамы лишь придают блеск достоинствам молодого человека, но надо, чтобы Дама была иного ранга, чем та, с которой по неопытности связался ты.
Д'Артаньян, ты мне дороже сына, ты — словно я сам тридцать лет назад! Запомни же, мой мальчик, что я скажу, высеки эти слова у себя в голове огненными буквами: Интрижка с галантной женщиной — галантность. Интрижка с галантерейщицей — дебош и подлость! Иди, мой мальчик, иди и подумай…»
Д'Артаньян подумал над тем, что сказал ему господин де Тревиль, и съехал с комнаты на улице Могильщиков.
Лейтенанту мушкетеров пристала более вместительная квартира.
Рошфор привез меня из Бетюна в Париж, домой, в особняк на Королевской площади.
Там я дожидалась возвращения Его Высокопреосвященства из Ла-Рошели.
Как только наши победоносные войска вновь разместились в своих казармах, меня вызвали в особняк на улице Добрых Детей.
Лавровый венок мне на голову там не возложили, но приятных слов было сказано много. А самое главное, определилось мое будущее.
Кардинал предложил мне обосноваться в провинции Пуату.
Его Высокопреосвященство собирал там, в западном краю, под свою руку земли и должности. Милости короля имеют лишь одну неприятную сторону — они, как и все, преходящи. Поэтому их надо подкреплять чем-то материальным.
Монсеньор начал с того, что стал губернатором Гавра, Гарфлера, Монвилье, Понт-де-л'Арша, Гонфлера. После успешной кампании он готовился принять Должности генерал-лейтенанта в Бруаже, Олероне и Рэ.
Также король пообещал сделать его сеньорию герцогством, чтобы мы, окружающие, не ломали язык, именуя кардинала Его Высокопреосвященством, а называли его просто и ясно: «Ваша светлость».
— Миледи, я хочу, чтобы Вы приобрели, может быть, не очень большое, но приличное владение неподалеку от моего Ришелье, — сказал он. — Поскольку теперь Вы опять призрак и в Париже Вам оставаться нельзя, Вы будете нужны мне там. У Вас есть деньги?
— Нет, сударь… — печально вздохнула я, памятуя о том, что только прямой доход премьер-министра в нашем королевстве составляет сорок тысяч ливров в год. — Я даже не знаю, смогу ли я теперь убедить своих банкиров в своем праве на те крохи, что положила в их конторы в качестве леди Кларик.
— Хорошо, — решил кардинал, — господин де Сурди займется покупкой Вам замка, а я позабочусь о том, чтобы лица, принявшие у Вас вклады, не стали страдать излишней забывчивостью.
— Благодарю Вас, Ваше Высокопреосвященство, — склонила я голову. — Я думаю, и мне, и моим детям очень понравятся природа и жители Пуату. Надеюсь, к замку, который найдет господин де Сурди, прилагается и титул?
Его Высокопреосвященство некоторое время не отвечал. Я не торопила его с ответом. Лишь спросила:
— Правду говорят, Ваше Высокопреосвященство, что море разрушило ла-рошельскую дамбу сразу по окончании осады?
— И титул, Вы правы, — не стал торговаться кардинал.
— Еще раз благодарю Вас, Ваше Высокопреосвященство, Вы очень ко мне добры.
— Теперь начинаются новые времена… — задумчиво сказал кардинал де Ришелье.
Он был прав, теперь его авторитет возрос, титул «великий» признали даже его враги.
— Король предложил отцу Жозефу стать епископом Ла-Рошели, его люди отлично поработали и по ту, и по эту сторону стен, но он отказался, — не то пожаловался, не то поделился радостью кардинал.
— Отец Жозеф понимает, что только возле Вас он принесет наибольшую пользу для страны, — заметила я, — меня не удивляет его решение.
— При осаде Ла-Рошели я познакомился с преинтереснейшим молодым человеком из Альби, — продолжал размышлять вслух кардинал. — Представьте, для него нет секретных шифров. Любое письмо, написанное любым секретным образом, он в состоянии прочесть. Я применял его талант для разрешения некоторых загадок и был просто поражен отличными результатами.
— Это не господин Росиньоль? — спросила я.
Рошфор уже рассказывал о молодом даровании, которое обнаружил принц Конде, и рекомендовал кардиналу.
— Да, это господин Росиньоль, — подтвердил Его Высокопреосвященство. — Его способности для меня бесценны, но одного господина Росиньоля мне слишком мало. Если бы была возможность, я разделил бы его на десять частей, способных дешифровать послания. Поэтому я задумал вот что… Чтобы Вы не скучали в провинции, пока время не покроет пеленой забвения все, что случилось, я попрошу Вас, зная Ваши способности, разобраться в методе господина Росиньоля и научить всем способам составлять и отгадывать шифры нескольких сообразительных молодых людей. Борьба еще совершенно не окончена, боюсь, она не окончится никогда, и мне в очень скором времени крайне необходима будет служба шифровки и дешифровки.
— Хорошо, я займусь этим, — пообещала я.
— Кроме того, я хочу, чтобы теперь все данные английской агентуры поступали сначала к Вам, а затем лишь, уже обработанные, ко мне. Сейчас нам придется вплотную заниматься внешней политикой, и объем дел не позволит мне лично контролировать все детали, придется разделить ряд обязанностей между надежными людьми. Англия будет Вашим фьефом. Вы согласны?