Да, та самая миледи - Страница 15

К оглавлению

15

Я уже запуталась, кого люблю, кого ненавижу. Теплая ладонь грела мне живот, другая вытирала слезы.

Незнакомец умел уговаривать, дар убеждения, видимо, был у него от Бога.

Но не знаю, помог бы ему этот дар, если бы я имела возможность двигаться. Мне кажется, даже после его слов я совершила бы то, что задумала, но человек в рясе полагался не только на слова.

Меня опять перевели на постельный режим. Почти связанная, я лежала на кровати и, опустив подбородок к груди, лишь могла наблюдать, как растет мой живот.

Сначала он напоминал болотную кочку, потом холмик. Внутри кочки что-то шевелилось. Сначала это бултыхалось в животе, как рыбка в пруду, то выныривая на поверхность, к коже, то опять уходя куда-то вглубь меня. Потом начало брыкаться. Долгие часы я провела, наблюдая за ним, у этого был лукавый и веселый нрав. Да, оно любило жизнь. Глупое еще.

Потихоньку я привыкла к нему.

Ладно, пусть рождается, решила я в один из дней. Не буду мешать. И неожиданно для меня самой моя трясущаяся рука неуверенно поднялась и погладила живот.

То, что руки заработали, принесло мне куда больше облегчения, чем решение оставить ребенка.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
НОВОЕ КАЧЕСТВО ЖИЗНИ

В том, что меня скоро встретят новые крупные неприятности, я не сомневалась. Хотя бы потому, что не было никаких оснований ожидать чего-то хорошего.

Единственным развлечением были ежедневные беседы с сероглазым человеком в рясе. Говорили мы обо всем, что приходило в голову. Собеседник мой был очень (как сейчас все хором говорят, дьявольски) умен.

Слушать его было одно наслаждение.

Мои беды куда-то отступали, я погружалась в проблемы абсолютно иного уровня. Оказывается, рядом со мной текла совершенно другая жизнь, где люди не просто жили собой, а занимались делами государства. В маленькую келью словно заглядывал широкий мир. Союзы, заговоры, политика европейских дворов, стратегия, тактика, направления, территории интересов. Заморские экспедиции и новые страны.

Собеседник мой говорил больше с собой, чем со мной, я могла лишь зачарованно слушать. Видимо, как раз это его и устраивало.

В его монологах прослеживалось оттачивание каких-то давних мыслей, разработка новых. Речь шла о политике центра и о политике провинций, о религиозных войнах и заветах старого короля. О габсбургских клещах и о положении итальянских земель. О роли короля и о месте знати. И еще много-много о чем. Скоро я поняла, что незнакомец тоже находится в положении изгнанника, хотя его изгнание было не сравнить с моим.

Но я по-прежнему не знала, кто он. И применила самый простой способ, чтобы узнать:

Сударь, уже длительное время Вы занимаетесь моими беда-ми, но я до сих пор даже не знаю, кому обязана спасением.

— Разве? — искренне удивился человек в рясе. — Впрочем, действительно, я ведь не представился Вам. Я епископ Люсонский. Надеюсь, Вы слышали обо мне?

К моему стыду, я никогда не слышала о епископе Люсонском и даже не знала, почему я должна была о нем слышать.

Епископ насмешливо наблюдал, как я пытаюсь вспомнить то, чего не знаю.

— Вот она, слава, — вздохнул он. — Думаешь, что после Генеральных штатов весь мир говорит о тебе, а оказывается, никто и не подозревает, что ты есть.

— Но Ваше Преосвященство, на мне нельзя проверять известность кого-либо, — возразила я. — Я же так далека от этого.

— Вот именно на таких, как Вы, сударыня, и проверяется степень известности. Ну что ж, подождем, пока слава нас догонит. Меня зовут Арман Жан дю Плесси де Ришелье, я бывший государственный секретарь и духовник королевы-инфанты, советник королевы-матери.

— Которая сейчас сослана в Блуа… — это я знала.

— Да, королева-мать в Блуа, и я разделил с ней ее изгнание.

— Вы так верны? — не удержалась я.

— Нет, я так умен.

Это было похоже на правду.

— Но теперь дорога ко двору для Вас закрыта? — спросила я с любопытством. — Не обижайтесь на меня за мои вопросы. Я пытаюсь научиться бороться с судьбой.

Епископ как-то странно посмотрел на меня.

— Ваши слова, сударыня, дышат такой энергией, что не удивлюсь, если скоро судьба будет улепетывать от Вас во все лопатки.

— Не смейтесь.

— Не буду. Хорошо, вот вам одно правило, которому всегда стоит следовать: даже из самых печальных поворотов в Вашей судьбе старайтесь извлечь хорошие и полезные моменты. Никогда не опускайте руки. Когда я был немногим старше, чем Вы, как всякий молодой и честолюбивый человек я мечтал, что появлюсь при дворе, поражу всех своим умом и стану незаменимым для короля. Я записывал свои мысли и планы в тетрадочку, обдумывал каждый свой шаг, каждый свой жест и слово, которые представят меня перед королем во всем блеске. По крупицам я собирал все о характере нашего монарха, когда он бывает гневен, а когда милостив, когда с ним лучше говорить об Испании, а когда о прелестях фламандских дам. И вот я назначил себе дату прибытия в Париж, еще шаг — и я покорю двор. И в это время короля убивают на улице ла Ферроньер. Я был уничтожен, разбит, растоптан. Кому теперь было дело до моих тетрадочек, до моих мыслей и жестов? При дворе начался дележ власти, каждый опасался за свое собственное будущее, вчерашние враги объединялись, вчерашние союзники становились смертельными врагами. Провинциальный, хоть и умный прелат никого не интересовал. Я вернулся в то же состояние, в котором пребывал, но надежда сменилась отчаянием. Пришлось начать все заново. Несколько лет я копил силы, оттачивал ум, следил из своего Люсона за тем, что творится в стране. И совершился новый взлет. Королева-мать меня заметила и оценила, я стал членом нашего правительства, казалось, впереди все безоблачно. И вот опять новое падение. Молодой король меня недолюбливает, враги мои торжествуют. Но я не отчаиваюсь, потому что уже знаю — за падением снова будет взлет и даже на гребне успеха надо всегда быть готовым к падению.

15