На пальцах у меня сейчас красовалось три перстня. Рубин, аметист и сапфир. Сапфир не такой большой, как тот, подаренный де Ла Фером, но очень красивый, со звездочкой внутри.
Перстни были на все случаи жизни. Один простой, с ядом, и два с секретом. Я подбежала к столу, налила бокал вина и легко открыла тайничок в перстне с рубином. Серый порошок быстро растворился в вине. Затем тайничок в перстне с аметистом, оттуда в бокал отправились бурые крупинки.
— Пейте, — поднесла я бокал к бледным губам госпожи Бонасье. — Пейте, это вино придаст Вам силы! Пейте!
Госпожа Бонасье послушно выпила. Я поставила бокал на стол, схватила плащ и выбежала из комнаты.
Теперь состояние кастелянши королевы незначительно ухудшится.
В порошке из перстня с рубином помимо прочих вещей содержится милая травка, лекари называют ее Veratrum album. Вообще-то это яд, но лишь тогда, когда он сразу попадает в кровь. Сейчас он сработает как сильнейшее рвотное и слабительное. То есть в роли прямо противоположной — противоядия. А когда кончится его действие, вступят в дело крупинки из аметистового перстня, они усваиваются желудком быстро, быстрее, чем рвотный порошок, но поначалу рвота их пересилит. Персидские афродизиаки, содержащиеся в крупинках, разожгут в госпоже Бонасье такой любовный пыл, что д'Артаньян еще подумает, бежать ли ему в ночь сломя голову по остывшему следу или остаться с возлюбленной, горячей и на все согласной.
Я же сто раз говорила — зачем убивать человека, нарываясь на неприятности, когда можно изящно его использовать в своих целях? Это куда приятнее и полезнее.
Сейчас господа мушкетеры займутся спасением любимой женщины д'Артаньяна, это займет как раз те мгновения, что нужны мне для пересечения сада и леса.
В действие вступает самая мрачная часть моего плана. Мне не удалось избежать ее.
Звонили колокола в монастыре.
Я бежала по черному лесу к карете, а над ним уже плыла ночная луна. В одно из мгновений облака закрыли ее. Показалось мне или то было на самом деле, но кусочек луны, оставшийся чистым от облачных лоскутьев, отдаленно был похож на цветок лилии. Потом исчез и он.
Карета ждала меня шагах в пятидесяти от Фестюбера.
Форейтор был ранен. Пришлось оставить его в деревне. Мы поменяли лошадей и поехали дальше.
Я не старалась предпринять особых мер предосторожности. Человек не птица, крыльев у него нет. И на земле после него всегда останутся знаки его пребывания, так что тот, кто ищет, найдет, не стоит и время тратить, заметая след.
Из Фестюбера мы поехали на Фромель, из Фромеля в Армантьер.
В Армантьере я остановилась в гостинице, где попросила хозяина подыскать мне уединенное жилье в окрестностях городка, так как я, путешествующая дама, собираюсь пожить некоторое время здесь. Желательно, неподалеку от Лиса.
Такое жилье нашлось там, где я и рассчитывала его найти, — шагах в ста от парома стоял одинокий дом, окруженный живой изгородью. Туда я и переехала, отправив карету в гостиницу.
День прошел тихо. Я не спеша гуляла в окрестностях дома.
Кончились дела, кончились заботы, осталось одно ожидание.
В этот день лето стало осенью. После полудня небо заволокло, к ночи должна была разыграться гроза. Так оно и случилось.
Тучи падали на землю под тяжестью дождя, блестели вспарывающие их шпаги молний.
Пушечным раскатом грохотало то за рекой, то где-то в районе деревни Ангенгем, то за Ришбургским лесом.
Я вернулась в дом, растопила камин.
Зажгла лампу, поставила на стол.
Камин горел плохо, не мог согреть долго стоявший без людей дом, было сыро и промозгло. Я закуталась в мантилью, пододвинула стол поближе к очагу, села на табурет и, поставив локти, подперла голову руками.
Ну что же, я готова… Вот теперь я готова. Где вы, мои храбрые мстители?
Земля втягивалась в ночь. За стенами домика шумел целующий землю дождь, обострившимся слухом я слышала чьи-то шаги, треск в живой изгороди.
Заржала лошадь.
Я медленно подняла голову. К стеклу окна с той стороны, где дождь, прильнуло бледное лицо. Атос.
Ну что же, начинаем последнее представлени. Господи, как же страшно, как страшно…
Я вскрикнула.
Атос толкнул коленом и руками раму. Стекло лопнуло длинными клиньями, осыпалось внутрь. Он впрыгнул в комнату.
Здравствуй, муж мой!
Посмотрим, кто стоит за дверью. Я быстрыми шагами пересекла комнату, открыла дверь — на пороге стоял д'Артаньян. Все правильно.
Д'Артаньян выхватил из-за пояса пистолет. Боится, что сбегу? Куда?
Атос поднял руку.
— Положи оружие на место, д'Артаньян. Эту женщину надлежит судить, а не убивать. Подожди еще немного, и ты получишь удовлетворение… — невыразительно сказал он. — Войдите, господа.
Кажется, не прошло и десяти лет, как граф де Ла Фер понял, как же следует правильно вести дела.
В комнату вошли Портос, Арамис, дорогой брат Винтер и человек в красном плаще.
Да, я была права, о как я была права!
В каждом окне, не исключая того, что разбил Атос, застыли слуги. Дверь тоже охранялась.
Началась самая захватывающая игра в моей жизни.
Игра на жизнь, игра против пятерых, игра, которой нигде никогда не было и больше не будет.
Бесследно испарился страх, осталось одно вдохновенное возбуждение, каким на сцене провидение наделяет гениев, а в жизни безумцев.
Ну что же, Вы были правы, судите меня, господа!
С воплем ужаса встретила я появление охотников на меня. Рухнув на стул, я закричала:
— Что Вам нужно?
— Нам нужна, — медленно сказал Атос, — Шарлотта Баксон, которую звали сначала графиней де Ла Фер, а потом леди Винтер, баронессой Шеффилд.